Алла Александровна Сергеева, в девичестве Колесниченко, родилась в Смоленске. Я попала на фронт, когда мне было тринадцать с половиной лет, и для того, чтобы меня в детский дом не отправили, прибавила себе пять лет. По документам год рождения 1926-й. У меня был младший брат, он сейчас умер. Мама работала на железной дороге в Смоленске. Отца я не помню, потому что мама с ним разошлась, когда я была маленькой. Я, в основном, у бабушки с дедушкой воспитывалась. Когда началась война, я находилась в пионерском лагере. Никто нам ничего не объявлял. Мы были без вожатых. Маленьких увезли в город, а нас четверых оставили. В Смоленске немцы оказались очень быстро. Встали мы как-то утром и увидели самолеты, а с них прыгали парашютисты. Мы поняли, что самолеты не наши, и разбежались. Я в одну сторону, а ребята — в другую. Ребята, с которыми я осталась в лагере и которые побежали в другую сторону, пропали. Я потом искала их, но никого не нашла. А я побоялась идти в Смоленск, ведь там были немцы. В лесу я нашла нашу часть. Меня заметили и спросили: «Девочка, ты откуда?» Я рассказала, что из пионерского лагеря, за нами сейчас приедут. «Куда приедут? Ты что, не слышишь, что там бомбят?» — «Возьмем девочку с собой, пропадет». Меня одна девушка спросила: «Ты что-нибудь умеешь делать?» Я хорошо умела делать повязки, потому что училась этому в школе. Я хотела быть санинструктором. Меня взяли в часть, это была кавалерия. Я потом носилась на этих лошадях. Сначала мы ехали по дороге, потом в поезде поехали на фронт. Так я попала на фронт и стала санинструктором. Там я заболела: ничего не могла говорить, но слышала, как одна женщина сказала: «Боже, какой маленький мальчик. Что же это такое, что таких ребятишек стали брать на фронт?» Слышу, но я не могу сказать, что я не мальчик. Меня перевели в палату к мужчинам. Там я заговорила и сказала: «Я не мальчик, я девочка». Меня положили в другое место. Так я потеряла свою часть, и меня после выздоровления послали в другую часть, в Сталинград. В этой части мы познакомились с моим будущим мужем Сергеевым Юрием Дмитриевичем, он был тогда лейтенантом. Запомнился один эпизод. Идут немцы, а мы еще с одной девочкой-санинструктором оказались рядом с ними. Увидели мы яму и спрятались в нее. Наши ребята все-таки немцев отбили, стали нас искать. Мы обе небольшие, самим не выбраться из ямы. Тогда я попросила свою подружку (она была потолще, покрепче), чтобы она разрешила забраться на нее и покричать, так нас и обнаружили. Еще был случай: надо было на нейтральной полосе починить танк. Там были ребята, а танк не мог идти. Я вызвалась пойти тоже. Мне все было интересно, все надо было посмотреть. Я пошла в окоп, ползу. И вдруг навстречу мальчишка такой же, как я, немец. С пистолетом. Я сказала: «Ой!» А у меня шапка и упала. Он мне: «Фрейлен». И начал отползать. Так ни он в меня не выстрелил, ни я в него. Я побежала к своим. Они спросили: «Признавайся, где опять была?» Я ответила: «Нигде не была. Так, просто посмотрела». Я не стала им говорить обо всем, а то бы получила. Наша часть находилась в самом Сталинграде. Ели то, что я до сих пор не ем, — кашу и макароны. Спали очень мало, ребята старались, чтобы я ночью не сидела в окопе. У нас были землянки, блиндажи. Письма я не получала, ничего о своей семье не знала. И они обо мне не знали. Уже потом, когда мы пошли дальше, я послала бабушке письмо. Были очень сильные бои. Какое могло сложиться впечатление сразу? Сначала казалось, что немцы нас побьют. Очень страшно было. Наши отступали. Потом уже, когда наши стали наступать, стало легче. Мы совсем молодые были и многого не знали, было жутко. А когда мы поняли, что можем их победить, тогда стало лучше. Все считали, что мы обязательно сделаем все, что надо: немцев выгоним отсюда. Нытиков не было. Мы верили, что мы обязательно победим. Удивительно, но нельзя сказать, что было страшно. Немцы были там, а ты тут с оружием. Нельзя сказать, что хорошо чувствовали себя, но… Молодые мы были. У меня был пистолет, который у меня дома сейчас, мне его потом подарили. Конечно, у всех были ружья. Но мне с ружьем тяжело. Во время боя меня звали раненые, и я оказывала им первую помощь. Некоторых тащила с поля боя на себе. За участие в Сталинградской битве я получила орден. Наша часть дошла до Берлина. Я прошла вместе с ней. После окончания войны поехала к бабушке, вышла замуж и родила ребенка. Муж в это время учился в академии в Ленинграде. Я хорошо пела, еще до войны хотела поехать в Москву обучаться пению. У меня после войны было только 8 классов. Я пошла поступать в театральный институт, и меня сразу приняли. Но мой муж был против, чтобы я там училась. Я стала стенографисткой и работала 57 лет. Это очень интересная работа. Мы часто встречались с боевыми товарищами по всей стране, каждый год. А сейчас никого не осталось. В Сталинграде несколько человек были, в Москве одного человека я нашла. Мы на 60-летие поехали с одним боевым товарищем из нашей дивизии. У меня есть дочь и внучка. Правнуков, к сожалению, пока нет. Хочу пожелать молодым, чтобы они, как и мы, любили Родину и, если надо, защитили ее, чтобы они были хорошими людьми. Хотелось, чтобы была хорошая страна. Сейчас все ужасно. От Матвиенко ожидали, что она будет относиться к нашим женщинам получше, но… Ничего хорошего не будет, если все будет так, как сейчас. |
